Элизабет чувствовала, что у нее заметно поубавилось энергии, и если быть честной, то и энтузиазма. Присев на кровать, чтобы снять чулки —чистый шелк, по семь с половиной фунтов за пару, – она столкнулась взглядом со своим отражением в большом красивом зеркале, висевшем рядом с кроватью позади туалетного столика. Бессмысленным немигающим взглядом смотрела она на свое лицо.

Была ли усталость вызвана далеко не юным возрастом или же состоянием, в котором она сейчас находилась, сказать трудно, и ей не хотелось об этом думать. Единственное, что сейчас нужно, – это выспаться. Спать долго и сладко, чтобы как следует отдохнуть.

Когда Элизабет потянула кружевную подвязку, та звякнула. Это напомнило ей о монетах, полученных от моряка и спрятанных в потайном карманчике. На ладони у нее лежали пять маленьких золотых кружочков, которые в 1924 году в Бразилии были эквивалентом пяти долларов. В те дни для проститутки это были большие деньги, вот – почему у той блондинки была монополия на иностранных моряков.

Ей хотелось только одного – побыстрее добраться до постели и уснуть. Но перед этим обязательно принять ванну.

«У меня было больше мужчин, чем нормальных обедов в моей семье, – с иронией подумала она, чувствуя неописуемое блаженство от того, что погружается в теплую, благоухающую воду, – и после этого я должна умереть от опухоли в мозгу».

Эта мысль поразила своей нелепостью, и Элизабет рассмеялась; она смеялась до тех пор, пока по ее лицу не потекли слезы, и она впервые почувствовала, что не может их остановить.

Девушка в черной кожаной мини-юбочке, черных сетчатых чулках и высоких сапогах, дрожа на холодном ветру, куталась в тонкую курточку на искусственном меху и стучала ногой об ногу. Медленно двигаясь навстречу проносящимся мимо по Бедфорд-хилл автомобилям, она провожала их взглядом и пыталась заставить свои бедра хоть чуть-чуть покачиваться из стороны в сторону. Этим вечером «торговля» не шла, слишком уж было холодно, к тому же казалось, что вот-вот пойдет дождь. Февральским вечером лучше всего находиться дома у камина и смотреть телевизор. Ее глаза, привыкшие угадывать в толпе потенциального клиента, отметили, что к краю тротуара подъехала легковая машина, ярко осветив ее фарами. Она изобразила на лице одну из самых своих спокойных улыбок и наклонилась вперед, стараясь рассмотреть что-нибудь через лобовое стекло. Курточка сразу же широко распахнулась, так, чтобы подъехавший смог заметить упругую девичью грудь, обтянутую черным свитером.

– Ищешь чем заняться? – кокетливо улыбаясь, спросила девушка. Наверное, он спешит домой и все это займет не больше четверти часа.

– Ну и сколько? – грубо и безразлично спросил он.

– Десять.

– Как?

– Очень быстро и прямо здесь.

– За десять фунтов мне бы хотелось большего.

– Тогда поищи кого-нибудь еще! – зло отрезала она. Были кое-какие причины, по которым она не могла пойти на это даже под страхом наказания. Вдобавок ей не нравился внешний вид этого типа.

– Слишком привередливая. Не много ли на себя берешь?

– Катись отсюда.

Он грязно обругал ее и укатил прочь. Девушка снова не спеша двинулась прежним маршрутом. На «рабочем месте» она проторчала уже целых сорок минут, а в кошельке пока было всего только пятнадцать фунтов. Неудачный вечер. Летом за такое же время она могла бы заработать в четыре раза больше. Подъехала еще одна машина. Девушка призывно улыбнулась, но водитель, видимо, изменил свое решение и, прибавив газу, проехал мимо. Она ненавидела Бедфорд-хилл, но Мики заявил, что теперь в качестве наказания она будет работать здесь. Он прекрасно знал, что это не самое прибыльное место. Заработать можно было на Парк-лейн, Эдвард-роуд или Шепед-маркет. Бедфорд-хилл являлся проезжей дорогой, и «торговля» здесь зависела от случайных водителей или тех, кто уже знал, что это район «красных фонарей». Такие любители специально приезжали сюда, несмотря на непогоду, чтобы перепихнуться на заднем сиденье автомобиля. Девушку снова начало трясти от холода, и она полезла в сумочку за носовым платком. Как раз в этот момент подъехала машина.

– Простудилась, малышка? Боюсь, что теперь ты и меня заразишь, – нахально усмехнулся очередной клиент. – А у меня несколько иные планы.

У него был настоящий «Ауди», и одет он был неплохо. Нелл наклонилась вперед и с самой очаровательной улыбкой, на которую была способна в такую погоду, предложила:

– Для тебя всего лишь двадцать фунтов. – Это прозвучало так, как будто она заключала самую важную в своей жизни сделку.

Он потянул за ручку двери, и та, щелкнув, плавно открылась.

– Ныряй!

– О, как хорошо... – с благодарностью в голосе произнесла она. – Тихо и тепло.

– Я всегда теплый... а в некоторых местах даже горячий. – Он взял ее руку и прижал к уже успевшему возбудиться члену. – Скоро согрею и тебя...

Она показала ему дорогу к своему самому любимому месту, где было достаточно темно, чтобы их не увидели с дороги, и где она могла бы надеяться на быструю помощь, если клиент окажется слишком грубым. Он явно торопился. Один из тех, кто просто заскочил на минутку, чтобы расслабиться. Он повалил ее на заднее сиденье автомобиля, даже не дав снять трусы. Он показался ей крупным мужчиной, но на самом деле оказался на удивление маленьким. Скоро все закончилось, и он, видимо, удовлетворенный, достал из толстого бумажника несколько банкнот. Через десять минут она снова была на месте.

Вскочив в последний поезд метро до Кингз-кросс, девушка успела попасть на автобус, идущий в Ислингтон. Когда она вернулась домой, Мики сидел за столом и пил кофе. В комнате были еще две девушки – Морин, работавшая на Эдвард-роуд, и Синди, «торгующая» на Куинз-драйв. На столе лежали стопки разложенных по достоинству банкнот: двадцатки, десятки, пятерки и однофунтовые бумажки. Когда Нелл вошла, он поднял на нее взгляд. Его холодные темно-голубые глаза с сузившимися зрачками немигающим взором уставились на нее. Она увидела в них хорошо знакомые ей признаки раздражения и внутренне напряглась.

– Черт, какой холодный вечер, – живо заговорила она. – Ужасно хочется чего-нибудь горяченького. Это кофе?.. – Она подошла к плите, на которой на слабом огне стояла какая-то кастрюля, но неожиданно между ней и плитой резко опустилась белая гибкая трость.

– Сначала о деле. – Голос Мики был такой же категоричный, как и его взгляд. Она встретилась глазами с Морин, и та с грустью слабо покачала головой. Это означало только одно: у него плохое настроение, будь осторожна.

– Ой, прости, Мики... от холода у меня смешалось в голове... Вот, пожалуйста... – Она вынула из сумочки и положила на стол восемь фунтов. – Неудачный вечер, прости. Слишком холодно для любителей поразвлечься... Трость со свистом и треском опустилась на стол.

– Восемь фунтов! Тебя не было дома целых четыре часа, и после этого ты приносишь эти вонючие восемь фунтов! Где остальное?!